The Real Life of Sebastian Knight

Дочитал последний нечитанный мной роман Набокова — первый его английский. Нового там немного — знакомые темы, приемы, та же российско-кембриджская биография в десятый раз. Но кое-что дано полнее и яснее, чем в прочих местах.

Немного удивила корявость английского. В поздних его книгах язык тоже бывает громоздковат и руссковат, — но тут просто уже подстрочник с русского. С ляпами вроде "Whether Sebastian had some final explanation with Clare" (объяснение!... хотя, смотри-ка, OED дает и такое толкование этому слову, с единственной цитатой от 1841 года. Ноги растут, естественно, из французского explication: в Grand Robert значение "altercation, dispute" отслежено до Шатобриана и, очевидно, оттуда содрано в русский, но краешком зацепило и английский. Все равно ляп.) Ну да пусть, не будем придираться, он-то эту книгу писал живя во Франции еще, в догуглевую эпоху. Смешно только, насколько русскому заметнее и неприятнее этот русский акцент: это почти инстинкт, отторжение инцеста, слишком "свое" (ибо американцы, если верить Бойду, стиль нахваливали уже и в этом романе — должно быть, им он казался таким очаровательно книжным со старомодными странностями).

Фокус книги (именно по-набоковски фокус, в обоих смыслах) тот же самый, что и в (того же времени) рассказе Ultima Thule. Как я уже писал, это игра в понимание, дразнилка: якобы вот-вот мы что-то страшно важное узнаем, удивимся как же раньше-то не понимали, и ура, вся жизнь пойдет по-новому... но так ничего и не узнаём. Беда в том, что в такую игру можно сыграть с читателем ровно один раз! Повтор (и не извиняет то, что рассказ русский, а роман английский) делает уже слишком очевидным, что сам-то автор — ничего такого особенного не понял, не знает, и рассказать никогда не сможет (хоть и очень, может быть, хотел понять). Все это только слова, увы, необеспеченные бумажные деньги. Ощущение торжества над непонявшими у него есть (врожденное), а собственно понимания — ну нету. Разве что в романе яснее выражено, где именно Набоков думает, что зарыто так и не давшееся ему сокровище: разумеется, в смерти, "приветы с того света" опять. Ну да это мы и так уже усвоили, спасибо толкователям.

Впрочем, я отвлекся. Записать об этой книге стоит две вещи. Во-первых, там есть одна фраза, страшноватая... про собаку главного героя. Который же альтер эго нашего автора, нет? И которая (фраза, не собака) практически повторяет ту фразу из Ады — не про собаку уже — по поводу которой набоковеды сочняют оправдания. Ну да и хватит об этом, кому нужно, найдет, сравнит. Неприятно.

А во-вторых, интересно отзывается о романах Себастьяна один мимолетный персонаж: "Asked to explain, he added that Knight seemed to him to be constantly playing some game of his own invention, without telling his partners its rules. He said he preferred books that made one think, and Knight's books didn't – they left you puzzled and cross." Я почти уверен, что этот отзыв был дан кем-то в реальности о Набокове, и самому Набокову понравился своей неожиданностью, забавной (для него) парадоксальностью, абсурдностью даже: что же как не думанье — причем высшего сорта и состава думанье! — требуется, чтоб проникнуть в его тексты, распутать все нити, раскопать все закопанные секретики? Мол, IQ не дорос — сиди puzzled and cross. Еще одна насмешка над Goodman'ами. Только вот автор ненароком обнажился там, где совсем не хотел. Потому что прав, прав был тот начитанный (well-read) англичанин: настоящее думанье — это другое. Много всего есть у Набокова: красота и уродство, наблюдательность и память, насмешка, брезгливость, тоска, жалость, любовь... есть разгадывание и прослеживание, есть сравнение и подмечание, есть сложнейшая работа зрения и языка. Но вот той смертельно важной, последней, главной работы мысли, ради которой бросаешь все, которая корчит и выворачивает наизнанку весь мир — этого там нет, нет, как бы ни старались обмануть нас Фальтер и Найт.