крупинки золотой пыли

С детства обожал фактуру: мелочи, странности, глупости, необычности, неизвестности. Разрушенности и брошенности. Коллекционировал школьные записки — не мои и не мне, подобранные на перемене, ценные именно тем, что они от неизвестно кого неизвестно кому. Забирался в выселенные под снос дома — и чего там только не находил. Лазал и по помойкам, и не стыжусь — в той стране (и в том городе: все-таки Питер, и не все сожгли в блокаду) помойки случались поинтереснее иных книжных магазинов. Обрывки документов, неизвестно чьи фотографии, письма, книги разной степени погибшести (о, а сколько раз перечитывал — вот эту именно первую страницу «Золотой цепи»: мое, самое что только можно, остальной роман уже не обязательно). Мечтал — но тогда еще не пытался — какие бы чудесно-странные, новые, настоящие тексты могли бы (смогут!) вырасти из всего этого мусора ушедших душ. «Из какого сора» — да, но важнее была «Золотая роза» (опять золото) Паустовского: «Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая или шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца, так же как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже» и т.д.

Такой вот я был романтик. Да и остался, собственно.

Но потом все-таки вырос. И оказалось, что я пишу только антифактурные вещи. Принципиально непривязанные к месту и времени. Вот облом-то!

Зря копил.